Петербургский сыск. 1874 год, февраль - Игорь Москвин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не надо, – шепнул агент чиновнику, – господин Задонский имеет к Ивану Дмитриевичу неотложное дело.
Чиновник с интересом посмотрел в спину прошедшегося господина и вернулся на свое место, бурча под нос, что, мол, предупреждать надо, ведь здесь государственное учреждение, а не базар.
Агент только улыбнулся на слова чиновника и сам направился на второй этаж.
Иван Иванович только вошел к начальнику и хотел высказать сомнения по поводу привлечения господина Задонского к делу Прекрестенского, ведь Сергей Евграфович имел несколько лет тому не совсем чистую репутацию, а здесь все—таки дело, которое после стольких лет могло иметь успешное завершение.
Не успел Соловьев и рта открыть, как раздался робкий стук в дверь, словно человек долго раздумывал прежде, чем постучать.
– Сергей Евграфович, – Путилин поднялся из—за стола, на лице появилась улыбка.
– Здравствуйте, господа! – Бесцветным голосом произнес Задонский, на его щеках алели пятна, то ли с мороза, то ли от других переполнявших чувств.
– Мне кажется, у вас есть намерение преподнести нам некий дар?
– Вы совершенно правы, Иван Дмитрич, – Сергей Евграфович пересек кабинет и остановился у стола, – и я тоже надеюсь, – и он достал из кармана пачку процентных бумаг и протянул начальнику сыскной полиции, – что теперь наши пути—дорожки никогда не пересекутся.
– Я тоже на это надеюсь, – Путилин смотрел в глаза Задонскому и взял протянутые денежные документы, – а сейчас мы составим протокол и снимем с вас показания, когда и где были вами получены передаваемые мне деньги.
– Но, – хотел было возмутиться Задонский, но был прерван Иваном Дмитриевичем.
– Сергей Евграфович, бумаги, в которых будет упоминаться ваше имя, никогда не попадут на стол господина прокурора, я имею другие виды на них.
– Я вам всецело доверяю, – выдохнул Задонский, – что я должен написать?
– Иван Иванович, – Путилин обратился к Соловьеву, – не будем много времени отнимать у Сергея Евграфовича. Он – человек занятой, так что давайте займемся нашими делами. Мы должны описать и сверить номера.
– В помощь вам, Иван Дмитриевич, – взгляд Задонского из напряженного мгновенно преобразился в какой—то хитрющий, не иначе ему нравилось находиться на грани рисковых дел, – мою расписку о получении этих бумаг, – он указал на процентовки, – найдете в шкатулке орехового дерева, которую Синельников держит в бюро, стоящем в спальной комнате. Ключ Тимофей носит на шнурке на шее. Да, – он добавил с приятной улыбкой, – все номера до единого перечислены в составленной мною бумаге.
– Благодарю, Сергей Евграфович, – лицо Путилина подобрело и стало добродушным, похожим на дедушкино, как отметил про себя Соловьев. – Думаю, что допросный лист, составленный ныне, может и не понадобиться. – Иван Дмитриевич на миг задумался, – напишите—ка мне записку с таким содержанием: «Мною, Сергеем Евграфовичем Задонским, восемнадцатого февраля сего года получено»… Извините, сколько?
– Девятнадцать тысяч восемьсот.
– «Мною получено от господина Синельникова Тимофея процентных бумаг на сумму девятнадцать тысяч восемьсот, в чем составлена сохранная расписка с перечислением номеров полученных процентных бумаг». Не забудьте поставить подпись.
– Теперь я могу быть свободным? – Задонский поднялся из—за стола. Ему стало понятно, что господин Путилин не имеет намерения впутывать его в это дело, ведь расписка не о чем не говорила другим, а вот самому Синельникову придется рассказать, откуда у него появились «процентовки».
– Конечно, Сергей Евграфович.
– Надеюсь более никогда не иметь возможности встречаться с вами в этих стенах? – Задонский обвел взглядом кабинет Путилина.
– Сергей Евграфович, я всегда держу данное слово, но и я в свою очередь надеюсь, что вы не будете замешены в дела, которые мне предстоит раскрывать. Вот тогда не обессудьте, я стою на страже закона.
– Я понимаю вас, господин Путилин, – тон задонского изменился, но в нем не чувствовалось больше былого напряжения, – и сделаю все возможное, чтобы не попадать в сети ваших расследований. – Сергей Евграфович наклонил голову и быстрым шагом подошел к двери и, обернувшись, спросил, – а вдруг вы ошибаетесь в номерах и они не имеют отношения к расследуемому преступлению? – Повернулся и вышел из кабинета, так и не услышав ответа, напоследок аккуратно без единого звука притворил за собою дверь.
Надворный советник, не скрывая волнения. Произнес:
– А вдруг он, действительно, прав?
– Увидим, – просто сказал Путилин и направился к шкапу, из глубин извлек серую потрепанную папку с черными завязками и с едва заметной надписью, в которой читалось только одно слово «Прекрестенского», – итак сейчас мы увидим, верны ли наши предположения или мы ухватились за ложную ниточку, показавшую нам хвостик надежды.
Уже за столом неспешными движения открыл папку, начал перекладывать бумаги. Наконец, нашел нужную.
– Что вы стоите, Иван Иваныч? – Путилин поднял глаза на надворного советника. – Берите «процентовки» и будем с вами сверять номера.
Было заметно, что волнение не хочет проходить, мелко подрагивающие руки говорили о внутреннем состоянии сыскного агента, но он старался не показывать. Однако и бледность на лице говорила и о нетерпении.
Первый номер, который усердно Иван Дмитриевич разыскивал в пожелтевшем листе бумаге, не дал ожидаемого. Соловьев сник, казалось все труды пошли насмарку и Синельников все же успел подстраховаться, но следующий номер, как и последующие процентные бумаги с большим номиналом говорили, что Тимофей просто положил в кубышку кровавые деньги и не пользовался ими, предпочитая припрятать на «черный день».
Бледность покинула лицо Ивана Ивановича и на щеках заиграли красные пятна, но уже от усердия, имелось желание побыстрее закончить с проверкой и лететь к Синельникову, чтобы взять под стражу.
– Вот и все, – Путилин отложил в сторону бумагу, – теперь дело за малым: что мы будем предпринимать в связи с полученными сведениями?
– Арестовать, – произнес удивленным голосом надворный советник, – преступника мы можем изобличить.
– Верно, но надо подготовиться. Вы, Иван Иванович, должны привести извозчика, того, что отвозил на место убийства. Он может быть, нам полезен, потом, как там Шустов?
– Пока сидит в Литовском.
– Хорошо, – Иван Дмитриевич поднялся, вслед за ним встал со стула и Соловьёв, – тщу себя надеждой, – Путилин улыбнулся, – что господин Шатилов не станет чинить нам препятствий ни в обыске, ни в аресте, как в прошлый раз.
Соловьёв промолчал и кивнул головою.
– Я сам навещу Николая Алексеевича, давно я не бывал у этого угрюмого господина на Петербургской стороне, надо ж напомнить, что сыскная полиция не зря жалование получает, а кроме всего прочего и давние преступления раскрывает. Думаю, – Иван Дмитриевич бросил взгляд на часы, стоявшие в углу кабинета, – к шести вы управитесь?
– Скорее всего, успею.
– Тогда вечером и навестим нашего загадочного преступника, которого столько лет разыскивали.
– Непременно, – поддержал начальника надворный советник, – непременно, таковое желание зреет давно, и я буду рад быть представленным господину Синельникову.
К счастью господин Шатилов, прокурор, который надзирал за всеми делами в Петербургской части и не питавший особого пиетета к сыскной полиции, а в частности их начальнику, был приглашен в Министерство Юстиции и поэтому отсутствовал. Пришлось Ивану Дмитриевичу направить стопы к товарищу прокурора Виктору Александровичу Уварову. Тот принял полицейского чина без задержек, распорядился письмоводителю подготовить все необходимые бумаги.
– Так значит, убийца Прекрестенского найден? – Спросил товарищ прокурора.
– Так точно, – ответил удивленный Путилин, ведь не каждый прокурор помнит дело годичной давности, а здесь прошло столько лет и…
– Не удивляйтесь, – произнес Виктор Александрович, наливая в чашку чай, уловив взгляд начальника сыскной полиции. – мне запомнилась фамилия, в детские годы у меня был учитель с такой же. Вот тогда я и поинтересовался этим делом, не он ли. Так что здесь все просто.
– А я было…
– Всякое в жизни бывает, Иван Дмитрич, – он пригубил чашку и отпил маленький глоток, – я рад, что преступнику не уйти от наказания.
– Стараемся, – улыбка скользнула по лицу.
– Как продвигается дело на Курляндской? О нем столько слухов не только у жителей, но и в газетах.
– Ищем, – Иван Дмитриевич поднес ко рту чашку, тем самым показывая, что не намерен больше о нем говорить.
– Разрешите? – У дверей стоял письмоводитель с бумагами в руке. – Виктор Александрович, я все подготовил.